ХЭЙХО
"ИСКУССТВО ВОЙНЫ И МИРА"
МИР СИНТО

МИР СИНТО М.Сонода
Перевод с японского и примечания В.Еремина



О-ясиро — священное место встречи природы и человека

В наше время слово о-ясиро (префикс «о» выражает почтение. — В.Е.) означает «здание синтоистского храма», посвященное ками (богу). Если же обратиться к старому значению слова о-ясиро, то выяснится, что оно означало «место, на котором ставится здание», и совершенно необязательно само здание. История не сохранила формальных свидетельств на сей счет, но к такому выводу можно прийти, изучая песни «Манъёсю» и другие подобные источники. Недаром во время праздников о-мацури иногда сооружают простейшее здание, но чаще всего обозначают священное место, для чего, например, натягивают веревочное ограждение симэнаву (ритуальное украшение из соломенной веревки с вплетенными в нее полосками бумаги. — В.Е.) и объявляют огороженное им пространство запретным для проникновения. Именно этому участку и придается значение о-ясиро. Слово ясиро — это старинное понятие «место под дом» (я — «дом», сиро — «участок»), и мы можем убедиться в правоте наших предположений, обратившись к словам навасиро («участок для выращивания рисовой рассады»; нава — «рассада», сиро — «участок». — В.Е.) или норисиро (часть бумаги или иного склеиваемого материала, оставляемая для нанесения клея; нори — «клей», сиро — «участок». — В.Е.).



На протяжении довольно длительного периода имелось совсем немного о-ясиро, на которых стояли капитальные здания синтоистских храмов. В своде законов «Энгисики», составленном в 927 г. по европейскому летосчислению, содержится список важных синтоистских храмов, в которых центральные и местные власти устраивали о-мацури. Согласно этому списку, в стране насчитывалось 2862 синтоистских храма. Только 8 из них именовались дзингу или камуцу мия (синтоистский храм, имеющий высокий статус, букв. «божий храм» или «божий дворец». — В.Е.), а все остальные — камуцу ясиро (камуцу — «бог», сиро — «участок», т.е. букв. «божье место». — В.Е.). Использование слова ясиро позволяет предположить, что, вероятно, до начала X в. подавляющее большинство синтоистских храмов представляли собой «божьи места» (камуцу ясиро) со священными рощами, но без капитальных зданий.


Кстати, я живу в городе Титибу (префектура Сайтама. — В.Е.), в местности, которая является продолжением равнины Мусасино и может быть названа ее глубинкой. Это куда более глухие места, чем сама равнина Мусасино, и легко представить себе, как много здесь было деревьев. С давних пор здешняя храмовая роща называется «роща хахасо». Не знаю точно, какой смысл вложен в это название, но, думаю, не будет ошибкой предположить, что речь идет о каком-то виде деревьев.


Впрочем, если верить местным жителям, то хахасо — старинное название не конкретной породы дерева, а вообще деревьев с широкими опадающими листьями, таких, как нара (разновидность дуба. — В.Е.) или кэяки (вяз. — В.Е.), в изобилии растущих на равнине Мусасино. И в самом деле, в упомянутой «роще хахасо» прежде густо росли либо нара, либо огромные кэяки, и в пору моего детства, пришедшегося на двадцатые годы эры Сёва, даже днем роща была погружена в полумрак.


К сожалению, роща была расположена в центральной части Титибу и по мере разрастания города все больше хирела. К тому же в 1966 г. большой урон ей нанес тайфун. Его последствия ощущаются до сих пор, но, по всей видимости, за минувшие тридцать лет роща в значительной мере восстановилась.


Кварталы города Титибу расположены на прибрежной террасе реки Аракава, в ее верхнем течении. В нижнем же течении она переходит в токийскую реку Сумидагава. Здесь находятся истоки водной системы Аракава. Небольшая долина, примыкающая к прибрежной террасе, была, думается, центром бывшей провинции Титибу, одной из тех, что постарше тоже бывшей провинции Мусасино.


Что свойственно всем временам от древности до наших дней, так это первоочередная потребность людей в чистой воде там, где они собираются поселиться. Начиная с эпохи дзёмон (от XI до III тысячелетия до н.э. — В.Е.) условием для расселения японцев в той или иной местности было наличие питьевой воды и ее источников, необходимых для богатой флоры и фауны, для полива и т.п. Не только японцы, все народы мира селились и развивались поблизости от источников воды. Поскольку в Титибу вода исключительно хороша, здесь еще до образования провинции Мусасино люди стали селиться, обрабатывать землю, жить в благодатном соседстве со священной рощей. Я думаю, что это — древнейшая форма существования людей, их управления природой.


В синтоистском храме Титибу ежегодно второго и третьего декабря весьма широко проводится праздник Титибу ёмацури («Ночной праздник Титибу»). Рассказывать о нем пришлось бы, наверное, очень долго, но все же выскажу одну мысль: то, что называется о-мацури, неразрывно связано со сложившимся в Японии представлением о богах.


Ками — исключительно японский бог


Слово ками с началом нового времени (в Японии — с 1868 г. — В.Е.) было окончательно отождествлено с западным понятием «Бог» — God, а его старинное значение оказалось преданным забвению. Только благодаря последним успехам ученых-лингвистов, изучающих родной язык, пришло наконец понимание причин, в силу которых японцы с древности употребляли слово ками.


Самое простое объяснение связано с широко распространенной точкой зрения, согласно которой давным-давно в старояпонском языке были слова куму и кума. В результате трансформации они в конце концов превратились в ками. Куму — глагол, совпадающий по значению с глаголом какурэру («прятаться», «скрываться». — В.Е.). Кума — существительное, основной смысл которого, если говорить кратко, — место, недоступное для взгляда, темная ниша. Итак, значение невидимости для людских глаз, чего-то спрятанного передавалось и словом куму, и словом кума. Например, до наших дней дошли такие выражения книжного языка, как куманаку сагасу («тщательно искать», «не оставить ни одного камня не перевернутым») и куманаки цукикагэ («лик луны без единой тени»), в которых присутствует компонент кума. Такова версия, делающая упор на трансформацию формы слов, на постепенное превращение слова куму в слово кума и далее в слово ками.


Указывают также, что слово ками является по смыслу лексемой «верх» из лексической единицы «верх и низ» (камисимо; ками — «верх», симо — «низ». — В.Е.).


В наше время слово камисимо ассоциируется главным образом с верхней и нижней частями чего-то вертикального. Но ведь существуют слова каваками («верховье реки»; кава — «река». — В.Е.) и кавасимо («низовье реки». — В.Е.), первым из которых в давние времена обозначали районы, где находились источники поступления воды. Весьма возможно, в данном случае произошло то же, что с превращением слов куму и кума в слово ками.

 

Именно для определения той субстанции, что привносит в жизнь людей, обретающихся в сельской местности, столь ценимую ими воду и благодать лесов и гор, субстанции, что образует устои этой жизни, я использую слово рэйсэй («одухотворенность». — В.Е.). Эта одухотворенность, неизменно скрытая от людских взоров, одухотворенность невидимая и скрытно же оказывающая умиротворяющее воздействие, и лежит в основе опнятия ками.


Заключение подобного рода, похоже, абсолютно точно соответствует итогам моих размышлений о реальности японских ками, вынесенных из проведенных мной исследований и полевых наблюдений. Хотя одухотворенность незрима, она непрерывно доставляет разнообразные жизненные блага людям, населяющим сельские местности. Одухотворенность — это воплощение и ками, и наших предков.


Допустимо, по-моему, полагать, что о-мацури олицетворяет собой для нас возможность регулярно встречаться там, где мы живем, с ками и предками. Имеются различные лексикологические гипотезы и о происхождении слова мацури. Говорят, у него есть весьма много общего со словами мацу (глагол «ждать» в словарной форме. — В.Е.) или мати (одна из основ того же глагола. — В.Е.), и, не мудрствуя лукаво, считают, что мацури происходит от матинодзому («ожидать с надеждой». — В.Е.), а по мнению одного ученого — от матикогарэру («ожидать, сгорая от нетерпения». — В.Е.). Далее, имеется слово мати, означающее «предзнаменование» или «символ ворожбы». И еще одно значение: что ни говори, а словом мати передают рыночную и городскую толчею, скопление народа в местах проведения о-мацури. Отсюда и современное значение слова мати («городской квартал»).

Итак, слово мати с давних пор является многозначным и понимается по-разному. Однако смысл его вкратце состоит в том, что люди в определенное время ожидают с надеждой, ожидают, сгорая от нетерпения, появления всегда скрытых от них ками, очищаются от грязи повседневной жизни и ждут встречи с ками, чтобы приветствовать их. Поскольку слово мацу значит еще «находиться в услужении», в рамки мацури включаются не только ночная молитва в храме, ожидание появления ками и его встреча, но и его «обслуживание», т.е. его самый что ни на есть радушный, сердечный прием.


Мацури — это связь между богом и людьми

В давние времена явление ками именовалось миарэ или микагэ. И сейчас во время праздника Аои мацури (проводится ежегодно 15 мая. — В.Е.) в киотоских храмах Камо дзиндзя (общее название двух храмов — Камигамо и Симогамо. — В.Е.) словами миарэ или микагэ пользуются для обозначения обряда встречи ками, пребывающего в горах Кояма или Микагэяма, которые находятся в верховьях реки Камогава.

На этом празднике встречают ками в храмах Камигамо и Симогамо, которые представляют собой сатомии, т.е. храмы у подножия горы (при наличии у одного храма нескольких зданий то, что расположено на горе, называется ямамия, а то, что находится у подножия горы, — сатомия. — В.Е.). Затем в храм из дворца приезжает посланец императора. Лица, сопровождающие этого посланца, украшают головные уборы листьями аои (мальва. — В.Е.). Поэтому праздник и получил название Аои. Сейчас словосочетанием Аои мацури называют процессию, в которой посланец императора прибывает на встречу с ками. Однако изначальной формой этого праздника было явление ками, которое и называли миарэ-но синдзи (синдзи — обряды во время мацури. — В.Е.).

Миарэ — старое слово. Есть у него и значение «появляться». В то же время оно может также передавать смысл таких слов и словосочетаний, как «рождаться», «получать возможность существовать». Дело в том, что явление ками есть одновременно и его очередное рождение. Когда на празднике встречают ками, он обретает новую жизнь. Люди ожидают, встречают его, оказывают ему радушный прием и получают его благословение. Это и есть мацури.

Я думаю, в такой форме мацури мог с древности иметь место и в моем Титибу. Мацури в Титибу, проходящий ныне 2—3 декабря, мы называем Фую мацури (Зимний мацури) или Ёмацури (Ночной мацури). Главными объектами празднества являются храм Титибу — сатомия с «рощей хахасо» и весьма впечатляющая гора Букодзан, возвышающаяся над речной долиной. С этой горы приветствуют прибывающего ками и там же устраивают его проводы. Как мне представляется, такая форма органически присуща и зимнему Ночному мацури, отмечаемому 2-3 декабря, и весеннему празднику храма Титибу — Тауэ мацури (Празднику посадки риса).

Ёмацури в храме Титибу

Храмовая «роща хахасо», где находится храм Титибу, была местом проведения мацури в честь ками еще в те давние времена, когда здесь не было храмовых зданий. Есть старое слово каннаби, означающее «место, посвященное ками». Во время Ночного мацури в Титибу церемония встречи великого ками начиналась от горы Букодзан, возвышающейся над каннаби, и завершалась на праздничном «плацу». На мой взгляд, это был поистине грандиозный праздник встречи, теплого приема и проводов великого ками, скрывавшегося в горах и реках, которые обеспечивали существование деревень Титибу.


Все начиналось с о-ясиро в старинном смысле этого слова, затем были воздвигнуты храмовые здания, и четко обозначилось имя ками (Ягокоро омоиканэ-но ками), отраженное и в классической литературе, и в мифах. Так шаг за шагом состоялось вступление в писаную историю.


Когда наступала дата мацури, жители Титибу и окрестных населенных пунктов собирались в храм, причем в древности пик празднества приходился на третье число одиннадцатого лунного месяца. По старому лунному календарю это — третье ноября, а по григорианскому — третье декабря, т.е. месяцем позже.


Прежде Ночной мацури называли мёкэнмати,  мёкэнмацури (чудесный или таинственный мацури) или просто мати. Рассказывают, что до эпохи Эдо, в период средневековья, храм Титибу долгое время именовался Мёкэн-сама (сама — послелог, выражающий почтение. — В.Е.). Поскольку люди, говоря об о-мацури, употребляли выражение мёкэн, он был известен как мёкэнмати.

Итак, слово мати, как говорилось выше, безусловно имеет и значение «ожидание ками». Но словом мати называли в то же время и стечение большого количества людей, и радостную встречу ими ками. Мне кажется, что, если бы слово мати в его нынешнем понимании (городской квартал, небольшой город. — В.Е.) было обогащено вот этими исконными значениями, мы смогли бы, вероятно, получить концепцию матидзукури (послевоенный термин, означающий обеспечение должных социальных условий для жителей городского квартала или небольшого города при их собственном активном участии на основе формирования у них коллективистских представлений и осознания личной ответственности каждого за общее дело. — В.Е.), которая лучше соответствовала бы нашей истории и традициям.


Слово мати используется также для обозначения динамичного локального общества. Довольно часто фигурирует это слово и в «доэдовских» названиях деревень, указывая на наличие рынка. Там и встречали удзигами (местных ками. — В.Е.), и устраивали торжища.


Рынки изначально возникали по соседству с храмами удзигами. В стране очень много мест, где рядом со старинными храмами находятся старинные же населенные пункты, в названия которых входит компонент ити — «рынок», — например, Фуцукаити, Миккаити, Ицукаити, Муйкаити, Токаити и другие.


Нюанс праздничности в слове мати весьма силен. Так что временами люди абстрагировались от рутины повседневного быта, собирались с бьющим через край воодушевлением и устраивали мати.


Когда происходит четкое размежевание поселений сельского и городского типа, деревенские жители, естественно, начинают мечтать о последних и уходить в них. В городах явление ками привлекает множество людей, приятно волнует и возбуждает их. Если посчитать, что процесс нынешнего матидзукури означает создание единого духовного настроя у членов локальных обществ, то, по-моему, привнесение в этот процесс элементов мацури представится необходимым.


Мацури и матидзукури


Давным-давно в Китае слово, которое звучит по-японски как сякай (общество. — В.Е.), означало «праздник». Это слово пишется двумя иероглифами — ся и кай. В первом иероглифе левая сторона — ключевой элемент «показывать», справа к нему приписан элемент «земля». Но левый ключевой элемент относится к категории пиктограмм, которые используются во время праздников, славящих богов, и первый иероглиф, взятый в целом, приобретает значение «боги земли». Второй иероглиф обозначает скопление людей, славящих богов сельскохозяйственных угодий, гор и рек, а изначальный смысл сочетания обоих иероглифов истолковывается как радостная, торжественная встреча и радушный прием бога данной местности по весне и осени. Мацури становится той основой, на которой формируется жизнедеятельный людской коллектив. Раз это так, то, с моей точки зрения, люди, собираясь, не просто создают общество, а устанавливают между собой духовные связи, связи с глубинной сущностью этого самого общества как зоны их совместного проживания.


Мне доводилось получать разъяснения специалистов в области городского и сельского инжиниринга, да и сам я много размышлял о японских формах проектирования и строительства деревень и городов. Говорят, что тип создания населенных пунктов в Японии, особенно на четырех ее основных островах, именуется «придорожным», т.е. зачастую кварталы связывает дорога, по обе стороны которой выстраиваются дома, а центра (например, площади), характерного для поселений в других странах, не имеется.


Когда выслушиваешь такое, то возникает впечатление, что центра в населенных пунктах действительно не встретишь, сколь долго по ним ни идти. Те, кто путешествовал по Японии, наверное, отмечали необычайно широкое распространение «придорожного» типа застройки.


На континенте — в Китае и других странах — вокруг населенных пунктов возводились прочные крепостные стены, и становилось четким разграничение между тем, что находилось «внутри», и тем, что оставалось «снаружи», т.е. между местом обитания людей и природой, а в самом центре поселений образовывалась площадь. В Японии такой формы застройки нет. Тип организации больших и малых городов, бытовавший на континенте, копировали в древней Наре и Киото, когда он еще назывался Хэйанкё. Однако с течением времени от городской планировки, воспроизводившей континентальный тип, не осталось и следа, а придорожные населенные пункты сохраняются до сих пор. Такова, видимо, специфическая особенность построения японцами городов и деревень.


Так что же, в мати в самом деле нет никакого центра? Да, такого видимого глазу центра, как в городах Европы или Азиатского континента, нет, но в реальности он существует, будучи скрытым в людских сердцах.


Локальное общество того или иного населенного пункта живет, поддерживая тесные связи с окружающим его миром природы.


Где-то на задах, в укромном уголке японской деревни есть о-ясиро или храмовая роща, а за ними дальние лесистые горы или гора, где пребывает ками. В деревенской сатомии совершается о-мацури, в ходе которого встречают являющегося с этих гор ками, открывают путь для его пришествия и его проводов.


Совершение о-мацури соединяет людские сердца воедино. Поэтому во время о-мацури центр населенного пункта, невидимый в обычной обстановке, становится зримым. Следовательно, в идеале мацури является действом, при котором происходит «единение людских сердец и одновременно их слияние с окружающей природой». В этом, пожалуй, матидзукури сильно отличается от процессов развития деревень и городов на континенте. Не следует ли еще раз, повнимательнее взглянуть на это отличие, сознавая, что его учет в обновленном матидзукури и мурадзукури (то же, что матидзукури, применительно к деревне; мура — «деревня». — В.Е.), по всей видимости, имеет большое значение для создания нового локального общества, способного по-настоящему сосуществовать с окружающей средой?


О-ясиро — место гармонии природы и города


На проходившей в Японии научной встрече, посвященной то ли проблемам мировой флоры, то ли проблемам городского общества, японский участник спросил у гостя из Германии, как надо понимать гармонию города и природы, и получил такой ответ: «Разве у вас в Японии нет такого хорошего примера, как Киото и Нара?» Думаю, этот ответ подтвердил, что даже там, где японцы копировали, как в Киото и Наре, китайский опыт планировки и строительства городов, им был органически присущ образ жизни, «встроенным» элементом которого являлась природа.


Скажу, хотя это и так известно совершающим ныне поездки в Киото и Нару, а тем более жителям этих городов, что, например, в Киото все старинные о-ясиро находятся не в сердцевине городских кварталов, а у подножия окружающих последние гор. Конечно, это связано и с курсом политических руководителей, не допускавших строительства больших буддийских и синтоистских храмов посреди городских кварталов, но более важный момент состоит в том, что место этих храмов — на фоне окрестных гор.


Ко всему прочему, вплоть до наших дней сохраняется традиция ежегодных, приуроченных к определенной дате праздничных встреч синтоистских и буддийских божеств соответствующих храмов в крупных и малых городах.

Синтоистский храм Ясака, знаменитый своим праздником Гион, расположен у подножия Хигасиямы. А упоминавшиеся храмы Камо (Камигамо и Симогамо), где почитаются верховные удзигами, словно оберегают обильные ресурсы рек Камогава и Таканогава. питающих своими водами Киото. Мацури, проводящиеся в этих сатомиях, нацелены в первую очередь на встречу ками, являющихся из окружающего храмы мира природы. Если обратиться, далее, к распорядку проведения мацури в храмах Мацуо тайся и Китано тэнмангу, то станет очевидным, что и в таком крупном городе, как Киото, праздничный ритуал в форме встречи синтоистских и буддийских божеств, являющихся из окрестных гор и рек, продолжает неукоснительно соблюдаться горожанами. Разве нельзя извлечь из всего этого ничего поучительного?


Нынешняя эпоха — время поиска путей создания нового жизнеспособного общества. Однако в процессе городского и сельского планирования прежде всего выпадает из поля зрения, игнорируется одна из концепций, «работавших» ранее поистине в силу традиций, а именно концепция, в соответствии с которой «сегодняшняя жизнь дана нам ради предков, передавших ее, и детей и внуков, ее унаследующих». Не отбрасывает ли современность эту концепцию целиком и полностью?


Конечно, в таких местах на периферии, как Титибу, ей строго следуют. И в Обон (День поминовения умерших. — В.Е.), и в Хиган (Праздник равноденствия. — В.Е.) люди с необычайным рвением проводят обряды почитания Будды и ушедших предков. Причем это происходит не только в каждой семье по отдельности (речь идет о совершении обрядов перед домашней божницей. — В.Е.), но и в региональных масштабах. На Новый год поздравляют старших и непременно наносят праздничные визиты соседям.


Эти поведенческие установки с исключительной силой проявляются в моменты таких серьезных стихийных бедствий, как катастрофическое землетрясение в районе Хансин. Да и в основе повседневной жизни всегда лежала идея о взаимной поддержке, и при этом тщательно оберегалась культура жизни, предусматривавшая ревностное почитание и ками, и Будды.


Однако в ходе модернизации все это отбрасывалось на обочину, а первоочередное значение при создании городов и деревень, а также при стимулировании развития индустрии получили удобства ныне живущих. Такой подход в конечном счете оказался связанным с сегодняшними экологическими проблемами. Как мне кажется, нам необходимо строить наше жизнеспособное общество, обдумывая новый тип сосуществования человека и окружающей среды и принимая в расчет только что упомянутые обстоятельства.