из статьи Е.Э. Войтишек «Китайский «Канон тысячи иероглифов» Цяньцзывэнь и японский алфавит ироха как уникальные памятники традиционной культуры Востока».

Уникальным явлением в традиционной культуре Китая и Японии, отражающим специфическое “восточное мышле­ние”, пожалуй, можно считать существование специальных иероглифических прописей как целого свода знаний о мире, целью которых было не только обучение навыкам письма, но и объяснение различных явлений природы, места человека в системе всего мироздания.

Известно, что в Китае этим целям соответствовал целый пласт педагогической литературы. Неслучайно самые знаме­нитые произведения подобного рода были даже объединены в своеобразный цикл, который носит название “Сань, бай, цянь” (“三， 百， 千” – “Три, сто, тысяча”), что является сокращенным названием трех произведений: “Саньцзыцзин” (三 字 经), что в переводе означает “Канон трех иероглифов”, “Байцзясин” ( 百家姓), что переводится как “Канон ста фами­лий”, и “Цяньцзывэнь” ( 千字文), что можно перевести как “Канон тысячи иероглифов”.

“Канон тысячи иероглифов”, или Цяньцзывэнь с его начальными знаками “Тянь ди сюань хуан…” (天地玄黄…) зани­мает в этом ряду совершенно особое место. Из всех вышеуказанных произведений он является самым ранним. Созданное в период правления лянского императора У-ди (502–549 гг.) неким Чжоу Синcы и впоследствии широко распространив­шееся по всей территории Китая, это произведение было задумано для воспитания княжеских детей. С этой целью из древних книг были выбраны иероглифы количеством в тысячу и составлены в особые прописи. По свидетельству истори­ческих хроник, в дальнейшем Чжоу Синсы было приказано этот текст зарифмовать. Рассказывают, что Чжоу Синсы за­кончил этот труд за одну ночь, после чего голова его стала совершенно седой [4. С. 6].

В этих прописях были учтены многие моменты: это и сборник основных иероглифов, овладев которыми, можно было научиться грамоте, и кладезь знаний о жизни и природе, о мироустройстве и человеке. Необходимо заметить, что эти про­писи не являлись простой последовательностью иероглифов. Ряд из тысячи практически не повторяющихся иероглифов образует рифмованный и ритмизованный текст, состоящий из 250 фраз по четыре знака (Знак “º” указывает на рифму):



天地玄黄º、宇宙洪荒º、Тянь ди сюань хуан, юй чжоу хун хуан

日月盈昃、辰宿列張º、 жи юэ ин цзэ, чэнь сю ле чжан

寒来暑往、 秋收冬蔵º…хань лай шу ван, цю шоу дун цан…



“Небо иссиня-черного цвета, а земля желтого цвета, космос беспредельно широк. Луна и солнце то всходят, то захо­дят. Небесные созвездия выстраиваются в ряд. С приходом холодов уходит теплое время. Осень запасает, а зима сбере­гает…” [9. С. 195].

Таким образом, начинаясь с описания астрономических наблюдений, текст продолжается изложением сведений по географии, истории, а также дидактическими наставлениями нравственного характера, повседневными рекомендациями и пр., в конечном итоге представляя собой своеобразную энциклопедию первоначальных знаний о мире. Все фразы оформ­лены в рифмованные строчки, состоящие из двух групп по четыре иероглифа, что все вместе образует множество парал­лельных строк.

Канон Цяньцзывэнь состоит из 250 таких фраз-строк, по 4 знака в каждой, охватывая таким образом тысячу практи­чески неповторяющихся иероглифов. Единственный иероглиф, встречающийся дважды в тексте памятника, – это знак 洁 (цзе, “чистота”). Его можно обнаружить в 41-й фразе 女慕貞洁 (нюй му чжэнь цзе), что можно перевести как “женщины должны блюсти целомудрие ”, и в 209-й фразе 紈扇圓洁 (вань шань юань цзе), что означает: “округлый шелковый веер белоснежно чист”.

Надо сказать, что памятник Цяньцзывэнь написан с использованием семи основных рифм, что обеспечивает сравни­тельно легкое запоминание и цитирование по памяти. Он в довольно быстрые сроки получил большое распространение, став известен широким массам благодаря своему богатому содержанию, красивому языку с пышными и цветистыми фра­зами. В силу того, что данное произведение было создано давно, смысл его некоторых выражений подчас труднодоступен для понимания.

В Японии в качестве подобных иероглифических прописей на первых порах служили так называемые тэнараи ко­тоба, то есть “слова для прописей”. Первоначально использовались следующие два стихотворения, упомянутые в знаме­нитой поэтической антологии начала X в. “Кокинвакасю” (古今和歌集, “Собрание старых и новых японских песен”): “На­нивадзу-но ута” (難波津の歌, “Песня о бухте Нанива”) и “Асакаяма-но ута” (浅香山の歌, “Песня о горе Асака”).

Для иллюстрации можно целиком процитировать эти стихотворения, тем более что в предисловии к “Кокинвакасю”, написанном крупным поэтом и основным составителем этой антологии Ки-но Цураюки (868–946 гг.), сказано: “Две эти песни считаются отцом и матерью поэзии, приводятся в начале всех пособий по обучению каллиграфии” [3. С. 39].

Кроме того, стихотворение “Песня о горе Асака” представлено в еще более ранней поэтической антологии – “Манъ­ёсю” ( 万葉集), которая была составлена в середине VIII в. Относительно стихотворения “Нанивадзу-но ута” можно доба­вить, что оно встречается в двух знаменитых литературных произведениях раннего средневековья – в “Повести о принце Гэндзи” Мурасаки Сикибу и “Записках у изголовья” Сэй Сёнагон, что свидетельствует о его большой распространенности [6. С. 663].

難波津の歌 Нанивадзу-но ута Песня о бухте Нанива[1]

難波津に Нанивадзу-ни Распустились цветы

咲くや木の花 саку я ко-но хана в бухте Нанива на побережье,

冬ごもり фуюгомори будто нам говоря,

今は春べと има ва хару бэ то что зима сменилась весною –

咲くや木の花. саку я ко-но хана. распустились цветы на деревьях!..

(Перевод А. Долина)

浅香山の歌 Асакаяма-но ута Песня о горе Асака

浅香山 Асака-яма Никогда чувство мое

かねさえ見取る канэ саэ митору не было таким мелким,

山の井の яма-но и-но как этот горный колодец,

浅き心を асаки кокоро-о в котором видится отражение

我が思わなくに вага омованаку ни горы Асака…

(Перевод А. Долина)

В китайском послесловии к антологии “Кокинвакасю”, написанном известным литератором того же времени Ки-но Ёсимоти, сказано: “Если взглянуть на песни стародавних лет, то большинство из них выражает простоту древности. Ведь тогда не были еще песни усладой, развлечением для слуха и взора, служа лишь средством воспитания нравов” [3. С. 92].

В эпоху Хэйан (794–1192 гг.) слоговая система кана была еще не так распространена, как в последующие эпохи, по­этому в дальнейшем в качестве прописей стали использоваться специальные стихотворные азбуки с ни разу не повторяю­щимися 48 знаками – сначала амэцути, а затем таини. Со второй половины эпохи Хэйан появляется алфавит ироха, кото­рый просуществовал в качестве прописей очень долго и сохранился в разных своих функциях вплоть до наших дней.

Ниже приведем полностью все известные в Японии стихотворные алфавиты.

Алфавит амэцути-но си ( 阿女都千の詞):



あめ（天）　つち（地）　ほし（星）　そら（空）　やま（山）　かは（河）　

みね（峰）　たに（谷）　くも（雲）　きり（霧）　むろ（室）　こけ（苔）

ひと（人）　いぬ（犬）　うへ（上）　すゑ（末）　ゆわ（硫黄）さる（猿）　

おふせよ（生ふせよ）　ゑのえを（榎の枝を）　なれゐて（馴れ居て）



В русском варианте эта последовательность слов выглядит следующим образом:



“Амэ (небо) цути (земля) хоси (звезды) сора (воздух) яма (горы) кава (реки)

минэ (вершины) тани (долины) кумо (облака) кири (туман) муро (дом) кокэ (мох)

хито (человек) ину (собака) ухэ (верх) суэ (конец) юва (сера) сару (обезьяна)

офусэ-ё (оживить) эноэ-о (ветки каркаса китайского) нарэитэ (привыкнуть)”

Что касается этого алфавита, то прежде всего надо обратить внимание на существование различных вариантов знака “э”: знака え“э” из ряда あ“а” и знака ゑ“э” из ряда や“я”. Строго говоря, эти два знака сначала обозначали разные звуки: знак из ряда “а” произносился, как “э”, а знак из ряда “я” произносился, как “йэ”. Со временем это различие было утра­чено, и один из знаков за избыточностью вышел из употребления. То же самое касается и двух вариантов знака “и”: знака い “и” из ряда あ“а” и знака ゐ“и” из ряда や“я”. Считается, что стихотворный алфавит амэцути состоит из 48 знаков, представляющих собой последователь­ность из простых, обычных слов, не связанных в единую фразу. Однако, как можно заметить, начальные знаки этого древ­него алфавита полностью соответствуют начальным иероглифам канона Цяньцзывэнь. Да и набор слов и общих представ­лений логично вписывается в понятийную структуру китайского памятника-первоосновы: здесь обозначены те же основ­ные понятия и явления природы, что и в Цяньцзывэнь.

Название этой последовательности знаков упоминается в памятнике сюжетной литературы X в. “Повесть о дупле” (宇津保物語, “Уцубо моногатари”), которая была создана неизвестным автором “в эпоху кристаллизации японской пись­менной традиции” и написана по-японски национальным слоговым письмом [2. С. 118]. От начала до конца это стихотво­рение в жанре вака впервые было представлено в произведении “Минамото ситаго-сю” (“Сборник Минамото Ситаго”). Автор его неизвестен [6. С. 16].

Алфавит таини-но ута (太為爾の歌 )[2]:



たゐにいで (田居に出で)　なつむわれをぞ (菜摘む我をぞ)　　

きみめすと(君召すと)　　あさりおひゆく(漁り追ひ往く)

やましろの (山城の)　　うちゑへる (打ち酔へる)　こら（子ら)　　

もはほせよ(藻葉乾せよ)　　えふねかけぬ(え舟繋けぬ)



В русском варианте эта последовательность слов выглядит следующим образом:



“Таини-идэ (выйду в поле) нацуму варэ-о дзо (сорву я молодую зелень)

кимимэсу-то (чтобы тебя угостить) асари-охиюку (наловлю рыбы)

ямасиро-но (в горах Ямасиро) ути-эхэру (совершенно очарован) кора (дети)

моха хосэ-ё (высушите морские водоросли) эфунэ какэну (не привязывать лодку)”

Стихотворение “Таини-ута” впервые встречается в произведении сына Минамото Ситаго Минамото-но Тамэнори (?–1011) – “Кутидзусами” (970 г.). Это произведение сохранило свою популярность вплоть до начала эпохи Хэйан. Обычно считают, что этот алфавит, состоящий из сочетания смысловых строф из пяти и семи слогов, не образует единой, цельной фразы. Не­смотря на это, некоторые исследователи (например, Касивадзаки Сатору с кафедры русского языка культурного центра “Асахи”) все же пытаются расшифровать смысл этого стихотворного алфавита:

Мечтая о тебе,

выйду на весенний луг.

Пощиплю молодую зелень,

половлю рыбу в Ямасиро.

И от этого стану еще больше околдованным тобой.

Дети,

выложите морские водоросли сушиться,

чтобы она могла угоститься,

когда выйдет прогуляться на взморье,

привяжите ее лодку к берегу,

чтобы она не смогла уехать!

По сравнению с амэцути, в этом алфавите уже нет различия между двумя вариантами знака え – “э”, что говорит о дальнейшем развитии слоговой системы японского языка. На самом деле, представляется весьма сомнительным, чтобы этот алфавит в силу своей тяжеловесности мог быть широко распространен, но так или иначе он подготовил почву для появления алфавита ироха. В свою очередь, учитывая это, все же до конца остается непонятным, как алфавит ироха, тоже состоящий из четырех сентенций по пять и семь слогов, мог так широко распространиться самостоятельно. Возможно, дело в поэтическом таланте его созда­теля, а также в глубине мыслей, заложенных в самом стихотворении.

Как известно, алфавит ироха пришел на смену системе таини-ута в конце эпохи Хэйан, то есть в конце XII века. До сих пор окончательно не выяснен вопрос о создателе поэтического алфавита ироха и соответствующих ему карт ироха [1. С. 7–11].

Однако давняя традиция приписывает это авторство легендарной личности раннего средневековья – японскому буд­дийскому монаху Кобо Дайси 弘法大師 (774–835 гг.), известному также под именем Кукай 空海. Проведя в молодости несколько лет в Китае за изучением конфуцианства, даосизма и буддизма, всю свою дальнейшую жизнь Кукай посвятил проповедничеству буддийских идеалов. Он построил храм, который со временем стал своеобразным университетом и цен­тром им же основанной новой ветви буддийской религии cингонсю 真言宗, что означает “истинное слово ”. Много чудес­ных историй рассказано о Кукае, который повсеместно был почитаем не только как выдающийся религиозный деятель, но и как великолепный каллиграф, художник и поэт. Кроме того, Кукай известен как создатель японской слоговой азбуки хирагана, базирующейся на китайских иероглифах и являющейся оригиналом той, которой пользуются современные японцы.

Так или иначе, молва приписывает Кукаю и создание поэтического алфавита ироха, знаки которого первоначально использовались в каллиграфии, а впоследствии были объединены в таблицу, где каждый знак следовал за другим в строго установленном порядке.

Считается, что поэтический алфавит ироха, в составе которого первоначально было 47 ни разу не повторяющихся знаков, был создан на основе фрагмента санскритского текста из буддийской “Сутры нирваны” (“Нэхан-гё:”), оригинал которой выглядел следующим образом:

諸行無常､ 是生滅法 сёгё: мудзё､ сисэй мэппо:､

生滅滅已､ 寂滅為楽 сэймэцу мэцуми､ сякумэцу ираку.



В дословном переводе смысл этих строк можно истолковать так:



Все движется, ничто не постоянно;

Таков закон рождений и смертей;

Кто прекратил (погубил) рождение и смерть,

Для того покой и погибель – условия радости. [8. С. 314]



Поэтический алфавит ироха, в отличие от этого фрагмента текста в виде канси, то есть “китайских стихов”, имеет форму целого стихотворения танка, построенного из 4‑х фраз в стихотворном размере из 7 и 5 ни разу не повторяющихся слогов.

По поводу этого размера следует заметить, что он характерен не только для всей классической японской поэзии вака, но и для поздних стихотворных жанров эпохи Мэйдзи (XIX в.), а также для жанра путешествий в прозаических записках. Любопытно, что при размере в 7 и 5 слогов семисложная фраза располагалась выше, а пятисложная – ниже, то есть верх­няя часть получалась более громоздкой, тогда как нижняя – более легкой. Тем самым, с одной стороны, создавалось ощу­щение неустойчивости и нарушения равновесия, а с другой, – легкости и подвижности ритма.

Ниже приводится полный текст поэтического алфавита ироха с фонетической транскрипцией и переводом (в некото­рых случаях указаны озвонченные согласные звуки):

色は匂へど иро ха нихо хэдо

散りぬるを тири нуру о



我が世誰ぞ вага ё тарэ дзо

常ならむ（ん） цунэ нара му (н)



有為の奥山 уи но оку яма

今日越えて кэфу коэтэ



浅き夢見じ асаки юмэ мидзи

ゑひもせず（京） эхи мо сэдзу (кё:) [3]



В русском переводе это можно представить следующим образом:



“Хотя сейчас цветы находятся в полном

цветении, они скоро осыпятся и завянут;



человек тоже вынужден подчиняться

законам бренности бытия;



как хорошо было бы где-нибудь в уединении

преодолеть всю суету быстротечной жизни;



однажды возникнет чувство легкости,

свободы от всяческих заблуждений, и

неожиданно тебе откроется подлинная суть вещей[4]



Этот стихотворный текст сразу стал называться ироха-ута いろは歌 , что можно перевести как “стихи ироха”, по­скольку под термином ута понимается стихотворение в классической форме японской танка. Надо заметить, что алфавит ироха приобрел такое название в соответствии с первыми своими знаками: и-ро-ха. Точно так же, как и в выше рассмот­ренных алфавитах амэцути и таини, его название могло передаваться иероглифической системой манъёгана: 伊呂波, 以呂波 (ироха).

Что касается старинных литературных памятников, в которых использован алфавитный порядок ироха-ута, то, пожалуй, самым древним можно считать рукописный справочник буддийских ритуалов 金光明最勝王経音義 Конко: мё:сай сё:о: гё: онги, появившийся в 1079 году. Далее, в 12‑м томе “Комментариев к рекам и морям” (1109 г.), в слоговых прописях, сделанных Кобо Дайси, имеются его собственноручные записи о том, что священник Гэнсин использовал ироха-ута в своих проповедях. В “Песнях о просьбе легкой смерти” (1142 г.) можно обнаружить стихотворения в жанре вака, соответствующие от начала до конца всем 47 начальным знакам ироха-ута. В ряде императорских хроник, санскритских и японских словарей, справочников и календарей середины XII в. комментарии, заметки и статьи, имена различных деятелей даны в соответствии с алфавитным порядком ироха. “Краткий комментарий к таблице Сицутан”, относящийся к 1187 году, и посвященный анализу древнеиндийской письменности, которая проникла в Японию через Китай в VI в., является древнейшим источником, где впервые в алфавите ироха зафиксирован добавочный 48-й знак 京 кё:, что означает “столица, Киото” [6. С. 1250].

Как видно из простого перечисления части литературных источников, алфавит ироха практически сразу утвердился в письменной практике и получил широкое распространение в Японии.

Алфавитный порядок ироха наряду с традиционным алфавитом годзюон 五十音, в котором представлены основные 50 знаков японской письменности, до сих пор часто берется за основу принципа построения словарей, различных приложений, списков и т.п. Безусловно, следует признать, что общепринятый алфавитный порядок годзюон, по сравнению с алфавитом ироха, выглядит более компактно и систематизировано, что обеспечивает его относительно быстрое и легкое запоминание, и, кроме того, более полно отражает фонетическую базу японского языка. При этом, несомненно, наличие двух параллельно существующих и занятых в разных сферах языка алфавитов составляет яркую специфическую особенность японского языка и культуры Японии в целом.