АНТИКВАРИАТ

Дэйв Лоури Dave Lowry. Американский писатель и практик боевых искусств. С 1968 года изучал Ягю Синкагэ-рю под руководством Рёкити Котаро. Также изучал Синто Мусо-рю, каратэ, айкидо и Кодокан дзюдо. Практиковал каллиграфию, аранжировку цветов и другие традиционные искусства Японии. Написал много книг по этим темам.

 

 

Статья Антиквариат. Оригинал в блоге Когэн Будо. Перевод на русский Сергея Бабкина.

 

 

Думаю, что не так много читателей даже узнает электрическую пишущую машинку, не говоря уже о том, чтобы использовать её. Однако в мои школьные и студенческие годы эти устройства были чем-то, говоря технологически, прямо там, между мягкими контактными линзами и искусственными сердцами, и не так уж далеко в нашем воображении от летающих автомобилей. Я покрыл пачки бумаги чернилами на моей Смит-Короне, выполняя школьные задания. Ее жужжание и властная быстрота щелкающих клавиш заставляли меня чувствовать, что я живу в 21 веке.

 

Моя пишущая машинка стояла на швейном столике, сделанном в начале девятнадцатого века из клена, с нанесенными по одному краю мерными знаками. Такой столик использовался портными в ранней Америке для изготовления рубашек, которые носили люди, сражавшиеся в Американской революции. Этот стол стоял в моей спальне вовсе не потому, что я происходил из богатой семьи, которая обставляла наш дом классическим дорогим антиквариатом. Скорее мои родители были коллекционерами и торговцами американской мебелью колониальной эпохи и декоративно-прикладным искусством. Так что в то время как некоторые предметы антиквариата в нашем доме оставались очень долго, другие приходили и уходили. Но самое главное, я хочу сказать, что "антиквариат" в доме моих родителей не означал предметов, которые покоились за стеклом или никогда не трогались, никогда не использовались вообще. Столовое серебро, которое использовалось в трапезе, ковры на полу, часы на каминной полке-все это было для меня частью повседневной жизни.

 

Я помню, как рассеянно ткнул ногой футбольный мяч на полу гостиной, только чтобы увидеть, как он, слава богу с не слишком большой силой, покатился прямо в ножку стола 18-го века. Никакого вреда, кроме разве что для моего сердца. Сегодня этот стол стоит в углу нашей столовой, и прямо сейчас он покрыт циновкой, на нём несколько каллиграфических кистей и чернильный камень; я использую его для заказной работы.

 

Я хочу сказать, что "антиквариат" - это слово, которое мы часто используем для обозначения чего-то устаревшего или являющегося объектом искусства, предназначенным для просмотра или оценки на расстоянии и отличающим его от того, что является частью повседневной жизни. Мистер Амдур, конечно, недавно использовал его таким образом. (прим. переводчика - отсылка к Эллису Амдуру используется и по причине размещения этого материала в его блоге kogenbudo, и потому что Лоури и Амдур давно знают друг друга и как бы полемизируют в своих материалах) Я думаю, что это определение является ошибочным в терминах корю—или, по крайней мере, неполным.

 

Однажды я был в музее недалеко от Бостона, и по счастливой случайности меня провели в запасники, в маленькую комнату, где на полке стояли деревянные ящики Кири с тремя чайными чашками, изготовленными Огатой Кэндзаном (Ogata Kenzan  尾形 乾山, 1663-1743), и ещё одной, которую ему приписывали.  Мы с куратором в перчатках распаковали их и положили на покрытый войлоком стол. А потом его позвали в другую часть музея,  и я остался наедине с чашами.

 

Чаша работы Огаты Кэндзана

 

 

Огата Кэндзан был для японской керамики тем же, чем Шекспир для литературы. Знатоки могут прожить всю свою жизнь, видя только полдюжины примеров керамики, которую он сделал, и видя их только на расстоянии в музее. Я сидел на расстоянии вытянутой руки от трёх работ мастера. Что еще более важно, куратор, уходя, улыбнулся и сказал: “Я вернусь примерно через пятнадцать минут.” - Он кивнул в сторону чаш Кэндзана.  “Ты никогда не задумывался, каково это-держать их в руках?  Ты же знаешь, - добавил он, - что их держат голыми руками.” К моей чести, я подождал почти до тех пор, пока дверь за ним не закрылась, прежде чем стащить хлопчатобумажные музейные перчатки.  Это были замечательные пятнадцать минут.

 

Если вы никогда не держали в руках глазурованную посуду в стиле Киото, чайную чашу в стиле раку или вазу, то вы должны это сделать. Возможно они есть в вашей локальной гончарной мастерской. Шероховатая, бугристая поверхность соблазнительна. Она действительно приглашает вас подержать.  Чайные чаши сконструированы таким образом, что они практически умоляют о том, чтобы их обхватили, зажали в ладонях. Вы держите такую чашу правильно, точно так же, как вы держите голову младенца, баюкая ее. Держать в руках такой предмет - значит удовлетворять глубокие импульсы в нашей душе. По-настоящему использовать этот шанс - значит встретиться с возвышенным.

 

Хотя этот опыт был потрясающим в истинном смысле этого слова, я покинул музей в тот день в приподнятом настроении, но со смутным чувством потери и печали. Чаши были просто великолепны. Но здесь чего-то не хватало. Держа их в руках, я гадал, сколько же времени прошло с тех пор, как ими пользовались. Когда в последний раз крошечная горка изумрудного порошка была брошена них, в водоворот кипящей воды? Когда в последний раз к их поверхности прикасалась бамбуковая метелка, расщепленная на тонкие как усы элементы?

 

Тядзин (chajin 茶人)—люди чая/мастера чая-иногда называют это "выращиванием чаши". Чайные чаши считаются почти живыми; их нужно "открыть" и затем медленно, постепенно довести до зрелости, как это делают с ребенком. Что—то от чая—я не знаю, какой-то химический процесс далеко за пределами моего понимания-работает, просачиваясь, хотя и постепенно, в саму чашу. Часто используемая чаша со временем приобретает тонкую "патину", которая требует постоянного использования для её поддержания. Несмотря на свою невероятную красоту и эстетический успех, чаши Кэндзана были наполнены какой-то печалью. Ими пренебрегли таким образом, который коллекционеру, возможно, было бы трудно понять. Но это было бы очевидно для человека, имеющего опыт их использования.

 

Любители антиквариата используют грубое определение слова "антиквариат". Чтобы соответствовать этому определению, объект должен был быть изготовлен до промышленной революции-то есть в какой—то степени вручную или, по крайней мере, не быть массовым-и даже более критически он должен отражать что-то из природы или характера создателя. По этому определению, корю - бесспорно антиквариат. Однако предполагать, что поскольку они соответствуют этому определению, то они не предназначены для повседневной работы в наше время, - это, я думаю, недоразумение. Да, некоторые предметы антиквариата слишком хрупки,чтобы их можно было использовать. Пенсильванский пистолет с кремневым замок 18-го века можно было бы зарядить и выстрелить из него. Но если бы он у меня был, то я не думаю, что стал бы так рисковать. И да, возможно, есть некоторые корю, которые были так плохо поддерживаемы, что можно сказать способны только сидеть, тихо прислонёнными к стеночке. В них больше нет крови и они слишком рыхлые, чтобы считаться пригодными для использования.  (Нехорошо называть их по имени, но они есть.)

 

В двух корю, в которых я имею некоторый опыт, напротив, поддержание их энергии происходит полноценно. По крайней мере в тех конкретных линиях, частью которых я являюсь. Они прямо-таки пульсируют энергией. Когда они выражаются физически, воздух вокруг них как будто потрескивает от силы.

 

(Пауза здесь; я уже слишком долго болтал, но вопрос звучит мучительно: как я уже сказал, “эти конкретные линии" подтверждают мое наблюдение. Есть, конечно, некоторые линии обоих моих рю, которые трогательно эпичны и больше похожи на хореографию, чем на мужественные дисциплины, проверенные и закалённые в бою. Так почему же одни остались бодрыми, а другие стали вялыми? Один из ответов может заключаться в том, что Рюсэй, Рю, собранные и распространившиеся под руководством одного Сокэ, более подвержены распаду, чем рюха, где несколько учителей обладают независимым авторитетом. Если это так, то существует убедительный аргумент в пользу последнего подхода. Это увлекательный вопрос для исследования, который включал бы анализ других Рю, например тех, которые посвящены цветочной композиции или чайной церемонии.)

 

Рю моего опыта-это боевое искусство. В этих искусствах их очевидная древность никогда не имеет большего значения, чем их сущность, и суть их не в ката, не в этикете, не в публичных демонстрациях. Это абсолютно не про смысл “разве мы не круты в наших костюмах феодальной эпохи и разве мы не благородны в сохранении иссохшего скелета этого искусства?” Скорее это в их корпоративном выражении в личности члена Рю.  Эта личность не остается в додзё или эмбудзё.  Додзё, особенно для более продвинутого адепта школы, - это действительно место для совершенствования, место чтобы "оставаться острым". Тот, кто занимается Рю серьезно, применяет школу на практике повседневной жизни в мире.

 

Достичь такой степени конверсии в Рю - значит мочь применить её на практике, применить её уроки стратегии в области повседневной жизни.  Некоторые корю, как и Ягю Синкагэ-Рю, используют термин хэйхо/хёхо (heiho/hyoho 兵法) для своего искусства: стратегия.  Смысл в том, что это искусство не столько техники, сколько отношения и намерения.  В то время как другие корю могут не использовать эту терминологию, если они серьёзны, это безошибочный аспект искусства.

 

Как мы общаемся, взаимодействуем с другими людьми в нашем личном общении или в бизнесе?  Нет, зал совещаний в компании-это не поле боя.  Вся эта чушь о том, что Го-рин-но-сё Миямото Мусаси жизненно важна для бизнес-менеджера, имеет какую-то ценность только в том случае, если этот бизнес-менеджер мог читать японский язык 17-го века и имел полное представление о фехтовании, японской философии и японской феодальной культуре. Но жизнь - это череда конфликтов, сотрудничества и разнообразных целей, которые имеют резонанс, почти такой же, как и в битве. В противостоянии с ними, корю имеют замечательную ценность.  Хотя человек должен держать меч (или его эквивалент в учебном плане Рю), чтобы действительно получить доступ к этим стратегиям, они помещаются в контекст в каждой области жизни члена школы.

 

Я, например, озадачен восторженными, почти радостными публикациями в социальных сетях от старших практиков корю на Западе, прежде всего в США, об их особой политической чувствительности. Они неизменно выражаются в возмутительных эмоциональных терминах, насмешках над теми, кто придерживается иных взглядов, злобных ad hominems. (прим. переводчика. ad hominem, или argumentum ad hominem (с лат. — «аргумент к человеку»), — логическая ошибка, при которой аргумент опровергается указанием на характер, мотив или другой атрибут лица, приводящего аргумент, или лица, связанного с аргументом, вместо указания на несостоятельность самого аргумента, объективные факты или логические рассуждения.) Их окружает зловоние дилетанта. Они приходят как хулиган, чванливо входящий в бар и объявляющий, что все в этом месте-слабаки, которые заслуживают чтобы им надрали задницу. (Не случайно, эти хулиганы из паутины не выглядят уверенными воинами, а скорее жалкими неуверенными подростками, ищущими одобрения группы.) Интересно, каким стратегиям учат в их Рю: сознательно провоцировать других?  Создавать врагов без нужды? Либо у этих Рю есть какие—то очень странные хэйхо-либо их представители ведут себя так, как будто их стратегии оставлены у дверей додзё.

 

Я также задаюсь вопросом о других членах корю, которые охотно вступают в дискуссии в интернете, излагая детали своего искусства, говоря так, как если бы они были представителями Рю, назначенными их учителем, чтобы говорить таким образом от имени школы. Является ли это выражением той стратегии, которую они должны включить в свою жизнь?

 

Корю - это антиквариат. Живой, дышащий, органический и развивающийся антиквариат. Их структура находится в прошлом, в том смысле, что она вне времени. Их потенциал не коренится в эпохе, в которой они были созданы, если только те, кто их продолжает, не являются серьезными людьми. Школы корю предназначены для использования, как тот швейный столик, как чаши Кэндзана.

 

Так что да, мистер Амдур прав, я думаю, называя эти корю "антиквариатом", если они не включают свой этос и стратегии в более широкие сферы жизни в этом столетии. Но даже если они и включат вышеописанное, то все равно, как мне кажется, они "антиквариат", в том более подходящем понимании этого слова, о котором мы говорили выше. Различие заключается не в самом объекте. Различие в том, что, как и почему мы делаем с ним.