Статья Элиса Амдура от 21 марта 2020 года.

Перевод Сергея Бабкина

Эллис Амдур. Ellis Amdur преподает японские боевые искусства в Сиэтле с 1989 года. Обладатель лицензии сихан и окудэн мокуроку в Тода-ха Буко-рю и лицензии инкадзё в Араки-рю. Он написал книги «Поединок с О-Сэнсеем: Борьба с мифом Воина Святого мудреца» (Duelling with O-Sensey: Grappling with the Myth of the Warrior Sage) и «Старые школы: эссе о японских воинских традициях» (Old School: Essays on Japanese Martial Traditions) «Сокрытое на виду» (Hidden in a Plain Sight) и других интересных книг (прим. пер. – на русский язык эти книги полностью не переводились – есть только переводы отдельных статей и глав книг, сделанные мной и другими энтузиастами. Например, «Реконструкция и инновация в традиции») Основатель компании Edgework, которая проводит тренинги по решению конфликтных ситуаций. Информацию о его тренировках и книгах можно найти на его сайтах: www.edgework.info, www.todahabukoryu.org, arakiryu.com

Любой современный специалист по спортивной науке съёжился бы при виде учебной методологии классических традиций. Традиционный метод часто называют вадза о нусуму (waza o nusumu 技を盗む - "украсть технику"). Это также можно было бы назвать "обучением посредством осмоса". Как пример крайности можно привести моё воспоминание о рассказе традиционной айнской акушерки. Она сказала, что участвовала в приёме родов с тех пор, как была маленькой девочкой. Мать заставляла её сидеть прямо за ней на протяжении всего периода родов. Всё, что она могла видеть, - это спину матери. Однажды, когда она была подростком, без всякого предупреждения ее мать сказала: "Это твои роды.” Повторяю, она никогда не видела самого процесса родов, просто наблюдала за движениями спины, плеч и рук своей матери много сотен раз. Она объяснила, что просто повторила те движения, которые она делала в вчувствовании большую часть своей жизни, наблюдая за своей матерью – роды прошли гладко, и это было началом всей ее оставшейся жизни.

Корю будзюцу в основном преподается через ката. Это, вообще говоря, не сольная хореография одного человека, которая так распространена в китайских боевых искусствах (кстати, одиночные формы существуют в некоторых японских искусствах; они просто не так распространены). Вместо этого, это почти всегда упражнения по схеме двух человек, в которых цепочки смертельных техник связаны вместе, выполняемые таким образом, что множественные завершающие удары перенаправляются (через управление пространством, временем или целью), так что рефлексы тренируются, как будто в ближнем бою: борьба с несколькими противниками в одном бою. Таким образом, хотя тренировка происходит только между двумя лицами, каждый обмен теоретически происходит против последовательной череды противников.

Партнеры по тренировкам делятся на старших и младших практиков, которых называют разными именами, в зависимости от боевых традиций. Если использовать один набор терминов: ситати (shitachi 為太刀 - "делающий меч") и утитати ( uchitachi  打ち太刀 - "атакующий меч"), то ситати обычно является младшим из двух практикующих и (по крайней мере, рассматривается) как меньший по мастерству. Роль ситати в этих упражнениях для двух человек состоит в том, чтобы научиться убивать, используя методы/оружие школы. Утитати, обычно старший, несёт ответственность за использование своих знаний о том, как убивать, чтобы бросить вызов ситати на пике своих возможностей. The uchitachi is not a practice dummy – rather, s/he is also training killing tactics, but is expected to hold himself/herself apart at the same time, to gauge what the shitachi needs to learn. (And instruction, which could include a counter-technique, a blow to the body, wrist or head could be a remarkably harsh lesson). На продвинутых уровнях ката может быть "сломана" или наложена на другие ката, так что человек подходит к "живому обучению" с разных сторон. Это неправда, что сутью классических японских боевых искусств всегда было заученное повторение упражнений по образцу, без какого-либо элемента случайности или опасности в практике, даже если это то, что подавляющее большинство классических традиций не выполнили в наше время.

Нитта Судзуё (Nitta Suzuyo), глава школы Тода-ха Буко-Рю в 18-м поколении, практиковала в течение нескольких лет не только со своей наставницей Кобаяси Сейо, но и с несколькими старшими учениками. She only practiced the shitachi side of the school’s kata, learning the complete curriculum. После того, как Кобаяси-сэнсэй серьезно заболела, Нитта-сэнсэй стала следующей главой школы и теперь отвечала за преподавание, а другие старшие ученики рассматривались Кобаяси-сэнсэем как неподходящие для этой роли. Теперь Нитта-сенсей должна была взять на себя роль утитати со всеми своими учениками, хотя она никогда не практиковалась в этом. Однако она была настолько настроена на Кобаяси-сэнсэя, что, по ее собственным словам, точно знала, что делать в каждый момент ката, как она отражала своего учителя, и на бессознательном уровне не только "отображала" то, что делала Кобаяси-сэнсэй, но и училась изысканной чувствительности реакции на все, что она делала. Это было так, как если бы ее сознание находилось в самой кате – а не только в ее собственном теле, оно пронизывало "общее тело" их двоих во время практики.

Весьма вероятно, что этот тип обучения зависит от зеркальных нейронов, нервных клеток в мозге, которые срабатывают при нашем собственном действии также как  при наблюдении за действиями другого человека (читатель заметит из связанной статьи, Что это очень сложный научный вопрос, и мы находимся скорее на уровне обсуждения ряда правдоподобных теорий, чем каких-либо окончательных данных).  Считается, что именно так младенцы за столь короткое время усваивают невероятно сложную информацию о том, как они функционируют в своем теле подобно взрослым людям, а их нервная система срабатывает в ответ на симпатию родителей и братьев и сестер, когда они двигаются и действуют. Зеркальные нейроны не атрофируются с возрастом, но для большинства из нас мы склонны учиться с помощью других средств: сознательного копирования, интеллектуализации, анализа и т. д. так что мы не так легко запечатлеваем это как младенцы. Между родителем и ребенком, а также между братьями и сёстрами существует особая "незамкнутая" близость, тогда как автономия, которую мы приобретаем для достижения зрелости и индивидуации, становится на пути чистой реакции. Один из них "заражен" своими "опекунами" – я видел, как мой сын делает жест, который я получил от своего отца, а он от своей матери. Все это без каких – либо словесных инструкций; это особое прикосновение пальца к носу и вокруг него, когда вы созерцаете-единственная причина, по которой я осознаю это, - мой отец видел, как я это делал, и сказал мне, что его мать тоже это делала. Она умерла еще до моего рождения.

Парадокс заключается в том, что мы обычно путаем близость с любовью. Тем не менее, между людьми, которые ненавидят друг друга или иным образом находятся в враждебных отношениях, может существовать глубокая близость. Близость может быть создана через общее дело, через лояльность к чему-то (включая традицию, которую изучают), и есть особая близость, которая может возникнуть в отношениях, дифференцированных по силе, если "бета" в отношениях не слишком вкладывается в защиту себя от "альфы". Японское название последнего-нюнасшин (nyunanshin), своего рода податливая готовность поддаваться влиянию.

Когда мы изучаем, как человек учится в классическом искусстве, мы обычно представляем себе этот процесс – когда инструктор почти не дает никаких словесных объяснений и просто требует повторного выполнения ката (паттерна)  медленно и постепенно. Таким образом, метафора, которую я использую для обучения посредством осмоса, достаточно хорошая. Постепенно знание просачивается в вас, минуя интеллектуализацию и самонаблюдение. Человек учится так же, как ребенок учится класть еду в рот палочками или ложкой – только медленнее. И это подтверждается бесконечным количеством времени, которое требуется людям, чтобы изучить классическое искусство (и, честно говоря, большинство из них не изучают его полностью – есть гораздо больше посредственности, чем мастерства).

Однако обязательно ли это так? Может ли все происходить намного быстрее, чем сейчас? У нас есть намёк в преданиях школ, намёк через фразу "украсть технику".- Во многих традиционных искусствах существует культ секретности. Считается, что если посторонний наблюдает, не говоря уже о том, что пробует технику, он может овладеть ею в одно мгновение. Я часто рассматривал это как сочетание аффектации и паранойи, что-то, что поощряет замкнутую, почти культовую привязанность к своей традиции.

Недавно у меня был интересный опыт, который подсказывает мне, что это было больше, чем я думал, что, опять же, есть что-то "сокрытое на виду". Я недавно познакомился с ровесником-собратом по обучению, который делит со мной одну рюху, но тренируется в другой, совершенно другой. Мы, так сказать, "сравнивали заметки с боккеном" – не на уровне сиаи (shiai 試合 - поединок, матч), а с помощью того, что можно было бы назвать тэ-авасэ (te-awase 手合わせ  - скрещивание рук, соединение рук). Мы изучали техник из цуба-дзериаи (tsuba-zeriai 鍔迫り合い), когда два меча скрещиваются (в нашем случае через мощные взаимные атаки), и каждый из нас стремится достичь выгодного угла, отклонения, применения силы . . . .что-то-чтобы вскрыть оборону противника, чтобы перерезать его. Я делал это раз за разом, и мой друг относился к этому серьезно – каждый раз, когда мне это удавалось, он умирал.- Это была не проблема эго; это подчеркивало проблему выживания, и он, как профессионал, принял вызов. Несколько раз, когда я уже собирался ударить его еще раз, мой друг набрасывался с рефлекторным ответом, порезом, который шел под углом, который я не мог представить себе как возможный для реза. Он даже не пытался "обыграть меня" – мы ни в малейшей степени не соперничали. Дело просто в том, что он почувствовал нечто такое, что неявно представляло опасность для его жизни, и он ответил техникой, укоренившейся в нем после обучения в его собственной школе. Это то, что я называю "псевдо-инстинктами", тренированными реакциями, которые возникают без размышлений или подготовки. Я был в состоянии противостоять этим порезам в самую последнюю долю секунды, чтобы избежать удара. С трудом и еле-еле.

Его обучение дало ему ответ на угрозу, которую я представлял. Я считал себя проигравшим, потому что мое отклонение было чисто оборонительным, а не оборонительно-наступательным одновременно. Будь он чуть быстрее или чуть сильнее (а он человек грозный, это уж точно – в следующий раз он будет опаснее), я мог бы быть ранен или даже убит. И поскольку у него было мгновенное преимущество, если бы мы продолжили, он мог бы сокрушить меня последующими атаками.

Всякий раз, когда такое событие происходит в моей тренировке, я провожу несколько бессонных ночей. Сам того не желая, этот опыт проникает в мое сознание. Я продолжал ощущать деревянный меч в какой-то доле дюйма от моей головы или шеи (однажды он буквально коснулся моей кожи, когда я вставил свое оружие между его оружием и моей шеей), я видел размытое движение в воздухе, я чувствовал внезапную смену давления между нами, когда мы двигались. Чего я не делаю, так это не представляю себе контр-действия. Это равносильно тому, чтобы смотреть боксерский поединок и думать, что вы видите дыру в одной из защитных линий боксера, представьте себе, что ваш джеб или прямой пробивает её, в то время как его конкурент мирового уровня на настоящем ринге не может этого сделать. Я просто снова и снова переживал свою собственную близкую смерть.

Из бессонницы повторение этого переживания приходит сам сон, и странным и нечётким образом оно появляется в моих снах: Оса летит к моему глазу, я стою рядом с деревом, которое начинает падать на меня сверху, лист бумаги летит на ветровое стекло, когда я веду машину, блокируя мой обзор.

И каков же результат? Несколько недель спустя я был дома, тренируясь с другим собратом-практикантом из другой дисциплины, и что-то сошлось воедино. Мы сами отрабатывали некоторые новаторские приемы владения мечом, и я не только каким-то образом "бессознательно" выработал ответные реакции на атаки моего предыдущего партнера по тренировкам, но и фактически включил часть его техники в свою собственную. Из этого опыта я смог извлечь урок и научится сражаться мечом на другой боевой дистанции, отличающейся от моей обычной предпочтительной. Я не потерял того, что знал раньше. Эта новая информация легко вплелась в мое тело.

Так как же это возможно? Если вы постоянно тренировались в методике, направленной на выживание, компоненты мозга, которые стремятся сохранить вам жизнь, настроены на все, что может угрожать выживанию. Будь то зеркальные нейроны или какой-то другой неврологический (или психо-духовный) феномен, они могут уловить суть того, что угрожает нашему выживанию.

На самом деле в рукопашном бою-и в его реалистической практике-существует обнаженная близость. Опыт-это не просто умение двигаться или владеть техникой – истинный опыт - это способность быть таким же незащищенным, как ребенок, пьющий в этом мире. Разница в том, что ребенок неразборчив, его внимание приковано к тому, что его очаровывает; а в данном случае мы приучили часть себя-ум / тело / дух - всегда быть радикально открытыми для захватывающей возможности нашей смерти. А потом, чтобы иметь возможность сказать: "пока ещё нет. Я украду тебя ради своей силы и проживу еще немного.”